"Мои учителя", Кондратькова Т.В.
Воспоминания Пилюгина С.Ю. (1965, 1)
Несомненно, для нас главным человеком в 30-й был И. Я. Веребейчик.
И только позже мы начали понимать, что создание творческой атмосферы такого уровня в первую очередь заслуга директора школы тех лет, Татьяны Владимировны Кондратьковой.
Это была замечательная женщина. Во-первых, она была очень красива. Ее красота была далека от нынешних стандартов секс-символов; это было удивительное сочетание утонченной элегантности и благородства. Очень точно пишет о Т. В. в Интернете Рая Степаненко (Горелик): молодая, с какой-то светящейся кожей; красивая, высокая, тонкая. По моему теперешнему пониманию, было в этой красоте что-то если не иконописное, то уж точно в лучших традициях старых мастеров.
Во-вторых, я думаю, что именно Т. В. создала и культивировала в школе совершенно особый стиль отношений учителей и учеников. Этот стиль очень трудно точно описать мы чувствовали себя младшими по возрасту, но в каком-то смысле равноправными при обсуждении как школьных дел, так и жизни за пределами школьных стен (да еще все это было окрашено заметной долей фрондерства).
Этот тон фрондерства задавался в первую очередь самой Т. В. Она любила напоминать, что ее девичья фамилия Юденич (а в то время, в отличие от нашего, лидеры белого движения во время Гражданской войны отнюдь не были окрашены романтическим ореолом).
Мы все знали (Господи! Сколько же мы на самом деле всего знали!), что муж Т. В., Евгений Федорович Кондратьков, директор обувной фабрики "Скороход" , один из промышленных боссов Ленинграда тех лет (потом он пошел еще выше по карьерной лестнице; Интернет показывает, что в 1975 г. он министр легкой промышленности РСФСР и депутат Верховного Совета РСФСР от Курской области). Явно намекая на это, Т. В. вскользь упоминала, что она носит только английскую обувь и покачивала ногой в изящной туфельке. Помню еще ее фразу о том, что зарплаты директора школы ей хватает только на поездки на такси.
И еще о туфельке и об отношении к нам. Уже был закончен 11 класс. После выпускного вечера мы собирались тесной компанией поехать и повеселиться в Лесном, на пустой тогда квартире А. А. Ливеровского-старшего, отца Лешки. Для этого был запасен рюкзак с бутылками белого сухого грузинского вина (если не ошибаюсь, тогда бутылка такого вина стоила 1 руб. 17 коп.). Т. В., увидев этот рюкзак в школьном коридоре, подошла и постучала по нему острым носком туфельки (на что рюкзак, естественно, ответил тихим звоном). Это безобразие нельзя оставлять здесь, сказала Т. В., и рюкзак прождал нас в кабинете директора до окончания выпускного вечера.
Думаю, что еще необычнее для тех лет были ее отношения с учителями (но мы-то могли видеть только внешнюю их сторону, а не то, что происходило за закрытыми дверьми учительской). Только Т. В. могла позволить себе не обращать внимания на плетку, висевшую над учительским столом И. Я., или на постоянно дымившуюся во время уроков трубку А. А. Ванеева.
В 1978 г. мне удалось пообщаться с Тамарой Владимировной Байбус,учительницей английского в языковой школе, где училась моя младшая сестра (а в свое время она работала в 30-й). Конечно, мне было очень интересно поговорить о 30-й, и интереснее всего о Т. В. Тамара Владимировна объяснила мне, что Т. В. никого не боялась у нее были тесные отношения с зав. РОНО (РОНО - это районный отдел народного образования, главный тогда орган по надзору за школами) и с деятелями из ГОРОНО (городского аналога РОНО). (Не знаю, насколько это было связано с положением ее мужа.)
По словам Тамары Владимировны, Т. В. так отвечала на вопрос, как она подбирает учителей а по мордам!
Она рассказала мне, что отношения в учительской не были безоблачными учителя были разделены на два достаточно враждебных клана (теперь я, пожалуй, понимаю, почему). По ее словам, она сама очень хорошо относилась к С. Н. Езерскому и весьма неприязненно к А. А. Ванееву (похоже, здесь она была не одинока).
И еще одна характерная для меня черта 30-й школы тех лет - нас активно вовлекали в учебный процесс не только как учеников.
Став чуть постарше, мы становились "учителями" для младших классов (уже в десятом классе мы проверяли работы девятиклассников по аналитической геометрии, а сразу после выпускного экзамена по истории-обществоведению я помогал И. Я. принимать зачет по стереометрии у девятиклассников следующего потока). На уроках физики у А. А. Ванеева "коллегии" опрашивали своих же одноклассников, мы сами вели уроки истории, заменяя больного С. Н. Езерского.
Мне кажется, что все это проявление единого педагогического стиля школы, и едва ли это могло происходить без одобрения Т. В.
Конечно, мы быстро "входили во вкус" такой самостоятельности (пример тому наши отношения с учительницами химии об этом чуть позже), и Т. В. это поощряла.
Нашу компанию (Лешку, Славу и меня) Т. В. как-то выделяла; мы могли подолгу (и чуть ли не во время уроков) сидеть у нее в кабинете и обсуждать разные вещи, не обязательно связанные с уроками.
Так, помню, о молодой учительнице математики Таисии Ивановне Курсиш (ученице И. Я.) Т. В. говорила нам: учитесь понимать женскую красоту и обаяние интеллекта!
И еще из ее шуток: на каком-то из школьных вечеров она подошла к нам очень близко, а я как-то инстинктивно отодвинулся, за что сразу же получил: Ну вот, мужчина, а хочешь за него подержаться ...
К концу одиннадцатого класса стало понятно, что мне "светит" медаль (конечно, хотелось золотую, но у меня была устойчивая четверка по физкультуре). Когда я попытался поговорить об этом с Т. В., ответ был короткий: Иди к черту! Золотую медаль мне все-таки дали (и, несомненно, это было бы невозможно без усилий Т. В.).
Очень грустно об этом писать, но после того, как мы закончили 30-ю, Т. В. как-то быстро "угасла" , уйдя из жизни совсем молодой. Вечная ей память!